Простодурсен. Лето и кое-что еще - Страница 40

Сколько он так шёл, неизвестно, но внезапно дорогу ему преградило огромное поваленное дерево. Оно разлеглось у него на пути, раскорячило во все стороны густые ветки и бессовестно нарушило Пронырсену план. Перелезть через дерево было под силу только акробату. Под ним проползти – землеройкой надо было уродиться. Идти в обход – ломать весь поход. Вместо прямой дороги начнутся непонятные загогулины.

Пока Пронырсен ломал голову над этим ребусом, в неё под шумок пробралась смутительная мысль. «А куда ты путь держишь, Пронырсен?» – нахально спросила она.

Пронырсен скинул с плеч рюкзак, схватил старую засохшую булку и – бац! – съездил сам себе по башке. Крошки обсыпали его с головы до ног.

– Положен мне отпуск или нет? – закричал он зарвавшейся мысли. – Почему я должен мучиться над вопросом, куда идти? Что значит – куда? Я иду в поход – и точка.

«Зачем тогда ты так бежишь? – продолжала подначивать его нехорошая мысль. – И почему обязательно напролом?»

Пронырсен топнул ногой, отломал ветку и замахнулся ею. Нахальная мысль тут же исчезла. Пронырсен довольно крякнул: вон как ловко он со всем справляется!

– Я вам не простофиля и не мямля, меня на мякине не проведёшь, через соломинку не надуешь. Так и знайте! – пригрозил он.

Но всё-таки – идти в обход или лезть сверху?

Дерево ему попалось вредное, как лихоманка. Старая сосна. Тяжёлая от смолы и от прожитых лет. Набитая летними днями и зимними ночами. Сверху сухая и прекрасная. Но корни расползлись по мшаникам да верескам и сгнили.

– Тут полешек не одна тысяча, – прикинул Пронырсен. – Притом отменных, уже сухих. Сбегать, что ли, домой за пилой? Здесь работы на неделю. И чего я пилу дома оставил? – спросил он сам себя и тут же вспомнил, что он в отпуске, ушёл в поход. А топор захватил, чтобы отмахиваться от гадов, если вдруг встретятся и пристанут, и при случае стесать пару веток для костра.

Смотреть, как роскошное огромное дерево пропадает без толку, было досадно. Да ещё такое ценное. От корней до верхушки дойти – уже путешествие.

– Вот что, Пронырсен, – сказал он себе, – стой ровно, дыши глубже, побудь Пронырсеном.

И он встал ровно и ощутил себя Пронырсеном.

Солнце всей своей горячей тяжестью упиралось ему в спину. Жирные знойные запахи деревьев и цветов волнами ходили вокруг. Он стряхнул с себя хлебные крошки. Оторвал кусок мха и приложил к лицу. Мох приятно холодил.

Пронырсен вывалил хлеб на землю. Хотел посмотреть, не завалялся ли на дне ещё крендель. Нет, второго кренделя не было. Тем, кто ходит только за чёрствыми сухарями, кренделей много не дают.

Эта бессовестная мысль тишком пролезла в голову и разметала хорошее настроение по углам. Но Пронырсен не сдавался – решил навести порядок в сухарях. Самые на ощупь мягкие положил на дно, на них – чуть почерствее, сверху – ещё более чёрствые. Подходящая работа для отпуска…

– Не очень-то и хотелось кренделя, – объяснил Пронырсен прилипчивой мысли. – Я просто боялся, что он на дне заплесневеет и весь хлеб подпортит.

От хорошего настроения не осталось и следа. Оно держалось только пока Пронырсен шёл бодро и быстро. Если б не эта лихоманка поперёк его дороги, он бы уже усвистал за тридевять земель. И настроение было бы на пять с плюсом. А то он ползает на карачках и сухари разбирает.

Пронырсен прислушался к себе: не точит ли его тоска по дому? Тогда бы он просто повернул домой, и вся недолга. Но нет, домой его не тянуло. Там пятнадцать сожжённых полешек будут душу из него вынимать. К тому же все соседи разъехались, а ему одному целая страна не нужна. Нет, не хочется ему домой.

«А чего хочется?» – спросила нахальная мысль.

– Не твоё дело! – рявкнул Пронырсен. – Не видишь, я занят – разбираю провиант? Не догадываешься, что у меня первый в жизни отпуск – и уже голова кругом? Хочешь, чтобы я тебя поколотил? Раскатал в лепёшку и завернул в трубочку? Да я сейчас выбью тебя из головы и на сук пришпандорю! Поняла?!

Отделавшись от наглой и назойливой мысли, Пронырсен наконец спокойно занялся хлебом. Самый чёрствый он не стал складывать в мешок. Разломал сухари надвое и вдавил в мокрый мох. Пронырсен собрался перекусить. А что такого? Он сам себе хозяин, как скажет, так и будет. Сейчас вот решил наесться хлебом вволю, а куда идти – об этом он потом подумает.

Хлеб оказался хорош. Горбушка присыпана зёрнышками, и много всего разного внутри понатыкано. Про муку, воду и дрожжи пекарь тоже не забыл. Всё это смешал, замесил тесто и оставил подходить. Пекари обычно тем и заняты. Но сейчас пекарь уехал в отпуск.

Пронырсен прямо видел, как Ковригсен и остальные скачут и веселятся, счастливые и свободные. «Я тоже могу отвязаться и поскакать, – думал Пронырсен. – Я только не хочу, чтобы кто-нибудь это увидел. Вот сейчас наемся и попрыгаю, и будет мне свобода и счастье». Он рассмеялся, представив себя скачущим, хохочущим и всем довольным.

– Пронырсен, ты это заслужил, – сказал он себе.

Насколько он понял, отпуск устроен так: тратишь много сил безо всякой пользы. Потный, усталый, голодный, ноги отваливаются, хотя и не работал, даже хилого стоероса не срубил.

Фуф! Похоже, дело пошло на лад, и он всё-таки справится с отпуском. Вот и хорошее настроение вернулось. А в довершение приятностей маленькое белое облачко закрыло солнце и одарило Пронырсена лёгкой свежей тенью. Прохлада! Как раз этого ему и не хватало.

– Как ты? Наелся? – спросил Пронырсен сам себя.