Простодурсен. Лето и кое-что еще - Страница 14

Они вышли из дому и побрели к Ковригсену. Надо было рассказать клееварам, что Утёнок выболтал их план.

И вдруг в небе у них над головой раздался шум. Что-то так странно захлопало, что они задрали головы посмотреть.

Это оказалась мамаша-утка, улетевшая на юг. Она опустилась в канаву Простодурсена вместе с гусыней и бакланом.

– Что? – изумился Простодурсен. – Разве уже весна?

– Нет, весны нет, – ответила утка. – Этот юг оказался не по нам. Так что мы летим домой, в своё милое старое море, охолонуться. Но, пролетая тут над берёзой, увидели красивую афишу. У вас будет осенний праздник?

– А ты боялась! – сказал Утёнок Октаве. – Где афиша, там сразу зритель толпой.

– Будет, да, – ответила Октава. – Ещё как будет! Мы вас приглашаем!

– Мы бы с удовольствием, только нам сперва отдохнуть надо, – ответила мамаша-утка. – Мы давно летим.

– И принарядиться на праздник, – добавил баклан.

– Да, это не помешает, – поддакнула гусыня.

Они получили в своё распоряжение весь дом Простодурсена. Здесь топилась печка и было много пудинга – на случай если они проголодаются.

Перед пекарней Ковригсен и Сдобсен мешали какое-то варево на лопате. Они наконец-то нашли рецепт клея, который их вроде устроил. И ещё не знали, что Утёнок растрепал Пронырсену их секрет. Но теперь их ввели в курс дела. И рассказали, что на спектакле ожидаются трое редких гостей птичьего племени.

– Всё к лучшему, – кивнул Ковригсен. – Тогда нам не надо ломать голову, как потом отдирать Пронырсена от стула.

Он шагнул в пекарню, держа наперевес лопату с клеем, но не увидел ничего, что бы можно было склеить. Тогда он решительно выбросил клей в окошко, вырубленное в горе: в него пролезал в пекарню весь свет с улицы.

– С этой бедой разобрались, – сказал Ковригсен. – Теперь помогите мне доделать праздничный торт – и можем заняться костюмами.

Великий день в приречной стране: Простодурсен скачет верхом на коне…

Вдруг все забегали и заторопились. Мука клубилась вокруг них гуще тумана. Утёнок в пять секунд сделался не зелёным, а белым. Он стоял на скамейке и отщипывал от большого марципанового бруска кусочки, а Ковригсен лепил из них розочки. Простодурсен взбивал крем, подсыпая в него всё самое вкусное и прекрасное из баночек, скляночек и коробочек. Октава и Сдобсен посреди пекарни вымешивали тесто на будущие коржи. И все, конечно, снимали пробу со своей работы. Даже Ковригсен, хотя он любуется на это день и ночь и для него торт – самое обычное дело.

– Ква-ква! – сказал Утёнок. Он серьёзно репетировал свою роль.

– У нас прямо как в загранице, – заметил Сдобсен. – Там тоже любят, когда пир горой и мука стеной.

– Да, – кивнул Простодурсен. – Во всяком случае, крем на вкус очень заграничный.

Коржи поставили печься. Тем временем предстояло навести в пекарне чистоту и красоту из ярких осенних красок, полыхавших за окном. Ковригсен ушёл к реке искать золотую рыбку. И Простодурсен не удержался – взял камешки из стеклянной рыбкиной банки. Он уговорил себя, что рыбке так будет больше места, если Ковригсен её вдруг поймает. А потом отправился за мхом для украшения. К счастью, самый красивый мох рос возле речки.

Простодурсен встал на высоком берегу и задумался. «Вечером я стану принцем. И от моего поцелуя лягушка превратится в принцессу. Поэтому я булькаю сегодня эти бульки в нашу добрую старую речку».

Он занёс руку – и в животе сделалось щекотно от близкой радости.

«Бульк», – как обычно ответила река.

– Что это? – спросил Ковригсен. Он стоял чуть ниже по течению и высматривал золотую рыбку.

– Это я, – ответил Простодурсен. – Ищу красивый мох для торта. А ты нашёл?

– Нет, – покачал головой Ковригсен. – Золотые рыбки – очень большая редкость. Я прихватил красивых былочек и листьев для украшения.

Но вот пекарня украшена, мучные облака разогнаны, и наступил черёд костюмов. А потом Октава ещё раз рассказала, что кому говорить и делать.

Ровно в шесть часов дверь отворилась, и в пекарню под горой вошли утка, гусыня и баклан. На далёком юге они научились красиво одеваться для торжественных случаев. Баклан надел тёмно-синий жилет с кармашками и золотыми пуговицами, сшитый по секретным лекалам, и повязал длинный жёлтый галстук в красные квадратики. Гусыня вдела в уши огромные медные серьги и нацепила на нос восхитительные солнечные очки, идеально подходящие к её маленькой красной сумочке. На утке была чёрная шляпка с вуалеткой, на шее блестела нитка жемчуга, а элегантное осеннее пальто доходило до перепонок на лапках.

Благоухая южными ароматами и светски улыбаясь, гости чинно расселись.

Спектакль начался.

Сначала вышел король Ковригсен в короне и королевском наряде.

– О, моя несносная дочь! – стенал он. – Она плюётся за столом. Не желает ложиться спать. Отказывается вставать. А ведь она принцесса!

Пока он так негодовал и причитал, появился Сдобсен. Он вышагивал на высоких каблуках, с трудом сохраняя равновесие.

– Помолчите, глупый папаша, – сказал Сдобсен-принцесса. – Что хочу, то и делаю. Я, между прочим, принцесса.

– Я помогу вам, ваше престарелое королевское величество!

Это появилась Октава. Она пряталась в темноте под столом, а теперь вылезла на свет.

– Браво, браво! Потрясающе! – закричала публика.

– Что хочешь ты за свои услуги? – спросил Ковригсен-король.

– Четыре бочонка золота и принцессину кровать.

– Глупая ведьма! – закричал Сдобсен-принцесса. Он изо всех сил вцепился в край стола, чтобы не сверзиться с высоченных каблуков.