Простодурсен. Лето и кое-что еще - Страница 6

Может, зима ещё окажется приятным временем. Если только он успеет заготовить дров, чтобы им с Утёнком не мёрзнуть.

Простодурсен вступил под полог старого леса. Деревья здесь были большие, полные тепла и густого смолистого аромата. Здесь хозяйничал Пронырсен.

– Приветик, – сказал он. – Уже замёрзли?

– Хочу одну из этих сосен попилить, – объяснил Простодурсен.

– Тю, – ответил Пронырсен, – хватился. На них я давно глаз положил.

– У тебя уже столько дров. Тебе ещё надо?

– Зима длинная, Простодурень ты наш. Придётся тебе приискать себе дерево в другом месте.

– Понимаешь, – объяснил Простодурсен, – лучше этих сосен и нет ничего: они уже засохшие, и дрова не надо будет сушить.

– В горах таких полно, – ответил Пронырсен.

– Это очень далеко…

– У тебя под рукой твои старые яблони. Тоже отлично горят.

– Я не могу срубить свои яблони.

– Руби что хочешь, только мои деревья не трогай. Посторонись-ка, я вот это огромное сейчас завалю.

Простодурсен смотрел, как летят щепки из-под топора Пронырсена, и чуть не плакал. Он приметил эти деревья ещё летом, когда бродил по лесу в поисках бульков. И сразу решил срубить их на дрова. Но потом закрутился с этими утками. А теперь Пронырсен заявляет, что все сосны его.

– Ку-ку, Просто-дур-сен! – окликнул его Пронырсен. Он прервался отдохнуть и вытереть пот со лба. – Всё мечтаешь?

Простодурсен не ответил. Больше всего ему хотелось поколотить Пронырсена или толкнуть его на землю.

И тут он услышал знакомый звук: кто-то долбил клювом дерево. Это был дятел. Тот самый, что по утрам долбит себе на завтрак домик Простодурсена. Звук доносился из-за огромного мшистого валуна. Простодурсен знал, что дятел тоже больше любит старые сухие деревья.

– Пошёл домой греть сердце? – бросил Пронырсен ему вслед.

Но Простодурсен не ответил. На странные вопросы странного соседа лучше отвечать пореже.

Пройдя совсем немного, он увидел дятла. И понял, что рассчитал всё верно. Дятел сидел на превосходном столетнем дубе, уже голом, без листьев и почти без веток. От каждого удара дятла дуб вздрагивал и ходил ходуном.

– Добрейшее утречко, – сказал дятел. – Прогуливаешь топорик?

– Мне, видно, придётся срубить этот дуб, – ответил Простодурсен.

– Только попробуй! – завопил дятел.

– Раз тебе можно столоваться на моём доме, то и мне можно срубить это сухое дерево, – ответил Простодурсен. И решительно начал рубить. Дятла он не сильно боялся.

С дуба посыпались куски коры. Они падали Простодурсену на голову вперемешку с каплями дождя. Но Простодурсен не отвлекался и только сильнее махал топором. Он наконец согрелся.

– Нигде в покое не оставят! – проверещал дятел и улетел.

А Простодурсен вспомнил утку. Всё-таки надо быть смелой птицей, чтобы отправиться в такую даль. Это ж где должен юг находиться, чтобы там сейчас лето было?! Во всяком случае, куда бы Простодурсен ни кинул взор, везде была осень без конца и без края. В общем, не верил он в этот юг, не верил, что тот правда существует и что мокрой холодной осенью там тепло и солнце.

Внезапно Простодурсен увидел два отличнейших булька. Они лежали рядом с большим мшистым валуном. Можно было подумать, что тот их снёс. Но ведь валуны не куры, они яйца не несут? В этом Простодурсен был практически уверен. Спроси его Утёнок, несут ли камни яйца, он бы ответил «нет».

Простодурсен сунул бульки в карман.

В башмаках у Сдобсена хлюпает вода, им не светит высохнуть никогда…

Пока Простодурсен трудился в поте лица, Октава возилась со старой одеждой. Она стояла посреди комнаты, а перед ней громоздилась куча платьиц, кофточек, шляпок, брючек, носочков и туфелек. Октава вспоминала, когда последний раз надевала юбку или жакетик и что тогда случилось, а потом швыряла их в кучу и доставала другие.

В дверь постучали.

«Небось это Сдобсен пришёл жаловаться на погоду», – подумала Октава. И не ошиблась.

– Для сушки белья не погода, а катастрофа, – сказал Сдобсен с порога. С подбородка и носа у него капало. Старые башмаки чавкали и хлюпали. Вид у Сдобсена был не очень счастливый.

– Можно зайти обсушиться? – спросил он.

Октава распахнула дверь во всю ширь, и Сдобсен вошёл. При каждом шаге что-то чмокало, чвакало и чавкало, словно в дом вползло целое болото.

– За границей… – бормотал Сдобсен. – За границей сейчас солнце, лето и мороженое.

– Это мы слышали, – кивнула Октава. – Мамаша-утка отправилась туда сегодня.

– Хорошо им, птицам: взмахнул крылом – и привет. Не то что нам, у кого ботинки не просыхают.

– Но сейчас мы хотя бы сердцем согреемся, – подбодрила его Октава. – Мы сделаем театр!

Сдобсен внимательно оглядел Октаву. Потом заметил кучу одежды на полу.

– Театр? – Сдобсен разинул рот. – Театров в загранице уйма. Они очень популярны. Но как ты собираешься залучить их сюда?

– Театр – это будешь ты, – объяснила Октава, – и Ковригсен, и Простодурсен…

– Я?!

– Да, – сказала Октава. – Приречная страна приуныла. Все кряхтят, ноют, куксятся и мечтают о жарких странах. Нам не хватает душевного тепла. И мы его добудем. Нарядимся и забудем всё грустное. Вот ты, к примеру, будешь настоящей принцессой.

Сдобсен снял башмаки и открыл дверь, чтобы вылить из них воду. Он был голодный и очень рассчитывал, что Октава угостит его пирогом с горячим кофе или какао.

– Фу, гадость, – сказал он и захлопнул дверь. – Не погода, а наказание.

– Да, – кивнула Октава. – Погода ужасная, слов нет. Но больше я об этом слышать не желаю.

– Пойду-ка я к Ковригсену, – ответил Сдобсен. – Я умираю от голода. Ты ведь не говорила, что я буду какой-то принцессой?